После детского дома было Брестское радиотехническое училище, потом армия. Интересно, что все три брата оказались талантливыми и уникальными людьми. Старший – замечательный историк, младший – физик и философ, написавший дополнения к теории относительности Эйнштейна. И Анатолий Павлович – универсальный человек, который, как казалось окружающим, умеет все. Стратегическое мышление и удивительная проницательность позволили ему в смутные перестроечные годы спасти от разорения и даже вывести в лидеры огромное предприятие “Бытрадиотехника”, четыре тысячи сотрудников которого работали по всему Донбассу. “Золотые головы были у всех трех братьев. Но золотые руки – только у Анатолия”, - вспоминает жена, Стелла Владимировна.

В середине 60-х семья переехала в Донецк. Анатолий Павлович пришел в “Бытрадиотехнику” простым радиомехаником, доучивался на вечернем отделении Донецкого политехнического. Потом появились дети – Павел и Марина. Лучшего отца трудно представить. Всепоглощающая отцовская любовь и забота. И в то же время – непререкаемая истина: дети – это личности. С их мнением нужно считаться, а решения уважать. Тридцать пять лет рука об руку прошли по жизни вместе Анатолий Павлович и Стелла Владимировна. А потом, ровно год назад, было больно и страшно. Его уход, такой внезапный, такой неожиданный, трудно было пережить. Но любовь не умирает. Любовь всегда остается с нами. С нами же остаются наши дети и наши воспоминания – добрые и светлые.

Анатолий Павлович относился к породе тех людей, которых называют трудоголиками. Работа была главным стержнем его жизни. Он считал, что работать нужно или очень хорошо, или вообще не работать. Часто повторял: “После нас останутся дела”.

Почти вся его трудовая жизнь была связана с “Бытрадиотехникой”. Это большое производственное объединение, которое существует с 1956 года. В свое время оно включало в себя десятки предприятий по всей Донецкой области. А количество работников объединения достигало четырех тысяч. Свою тридцатилетнюю деятельность в “Бытрадитехнике” Анатолий Павлович начинал с азов – ремонтировал телевизоры. Вскоре стал начальником производственного отдела, потом - главным инженером. А с 1988 г. был генеральным директором Донецкой производственно-коммерческой фирмы “Бытрадитехника”.

Он отвечал за все – за людей, документацию, проверки. Очень много брал на себя, решал сам. Донецкая “Бытрадиотехника” разрабатывала новые методы работы, которые становились эталоном для всех подобных предприятий Украины. Когда в конце 80-х Анатолий Павлович определил новую стратегию – переход на коллективную форму собственности, в Киеве его поняли не сразу. Но он сделал это. И сохранил предприятие, рабочие места и главное – людей. Он сохранил и приумножил то, что в других регионах страны было безвозвратно потеряно.

В работе был человеком жестким. Страшно не любил вранья и халтуры. Бывало, взрывался. Ох как умел он ругать! Если плохо сделана работа, он мог так отчитать, что провинившемуся самому перед собой становилось стыдно. Но в то же время умел удивительно мягко извиняться, никогда не произнося самого слова “извините”. Подойдет, в глаза заглянет: “Знаешь, вчера погорячился… Ну такое настроение было… Всю ночь переживал… Давай сегодня будем хорошо работать”. Вот такие были извинения.

Сам о себе Анатолий Павлович говорил: “Я очень тяжелый человек, но очень надежный”. Так оно и было. Коллеги в один голос называют его глыбой, гарантом. Глыбой, на которую можно было опереться. Гарантом, с которым не было страшно за завтрашний день. С ним было и тяжело и легко, и надежно, и уютно…

Двери его приемной всегда были нараспашку. Он страшно не любил, чтобы в приемной кто-то ждал его. Придут три или пять человек – каждого рассадит по разным кабинетам и со всеми успеет поговорить. Ни разу не сказал зашедшему в кабинет “Я занят”. Всегда выслушает, подскажет, распорядится. Как к депутату горсовета к Анатолию Павловичу приходило множество людей. Пенсионеры, ветераны, представители школ, техникумов, общественных организаций со всей округи. Он умел слушать и слышать. Помогал всем, кто действительно нуждался в этом. Говорил, что лучше помочь на пять копеек, чем пообещать на десять.

Кстати, людей он видел насквозь и всегда понимал, кому действительно нужно помочь, а кто справится сам со своими проблемами. Если приходила с жалобой женщина (сын обижает, на еду денег не дает), обязательно выпишет материальную помощь, поддержит добрыми словами. А если приходил здоровый мужик, мог позвать секретаря: “Светлана, возьми в бухгалтерии пять рублей, купи удочку, пусть научится рыбу ловить”. Давал человеку понять – пойди и заработай сам, ты ведь можешь.

У Климца был потрясающий нюх, деловое чутье. Он всегда чувствовал, где можно строить, а где нельзя. За какое дело нужно браться и бороться, а какое выеденного яйца не стоит. Своей проницательностью, даром предчувствия, работоспособностью и хозяйственностью он поражал всех. Все вокруг него становилось красивым и благородным. Таким, как он сам.

В подчинении у Анатолия Павловича находились сотни людей. Он всегда старался сделать все, чтобы его коллектив был самым лучшим, самым светлым, самым родным. Это был не просто коллектив. Это была команда. Команда единомышленников, всегда готовых помочь друг другу, людям и, в первую очередь, своему директору. В этой большой толковой команде люди проработали вместе больше тридцати лет. Здесь никогда не было склок. Здесь все делили поровну – радости и горести, победы и трудности.

Любой праздник – день рождения ли, Новый Год ли – всегда вместе. Вечеринки были веселыми, с разговорами и песнями. Анатолий Павлович очень любил и умел петь. Причем петь он начал уже в солидном возрасте. Вот так – захотел и научился. Приходил на праздники с песенниками. Для него еда на празднике – это не главное. Главное – общение с людьми. Всегда был внимательным. Первым вспоминал об ушедших – не “для галочки”, а искренне, с благодарностью – за науку, за школу, за то, что люди были настоящими тружениками, за то, что они вообще были. А еще за столом много говорили о детстве, корнях, о семьях. Впрочем, долго он никогда не засиживался. Скажет теплые слова, споет с коллегами несколько песен и дальше бежит. Ведь ему нужно было многое успеть.

А если случалось у кого-то горе, обязательно помогал – и деньгами, и транспортом. Человек никогда не оставался один в беде. Если кто-то заболевал, всегда находил время съездить в больницу, проведать и спросить: “Скажи мне, какую нужно купить таблетку, чтобы ты завтра пришел на работу?” Об этой таблетке, после которой больной завтра же выздоравливал, сейчас часто вспоминают…

Люди для Климца – не колесики и винтики в большой машине. Люди – это люди. Он часто говорил им: “Верьте мне”. И они ему верили. Прошел год, а эти люди по-прежнему не могут сдержать слез, рассказывая об Анатолии Павловиче. Его портрет с траурной лентой уже год стоит в холле здания “Бытрадиотехники”. Его фотографии – во всех кабинетах бывших коллег. Приходя на работу, с ним здороваются и спрашивают, как дела. А когда бывает трудно, с ним тихонечко советуются. И это не культ личности. Это вообще не культ. Это самые светлые чувства любви и уважения к Человеку.

Люди из команды Климца говорят: “Второй такой человек еще не скоро родится. Он уникален.” Наверное, это действительно так. Этот человек умел делать все. Но главное – умел любить.

Коллеги говорят, что он был человеком двух эпох. Той, советской социалистической, и сегодняшней, название которой когда-нибудь еще придумают для учебников истории. Когда пришла перестройка, Анатолий Павлович очень быстро понял, что и как нужно делать, чтобы уберечь большое предприятие и его коллектив. Как будто готовность ко всем свалившимся тогда на нас новшествам сидела у него внутри и ждала своего часа. В то же время часто говорил, что все самое лучшее он забрал бы оттуда, из социализма, и перенес в наше время. Вот тогда было бы хорошо. И не было бы детей нищих на улицах и стариков, копающихся на мусорниках.

Он жил на одном дыхании. Так на одном дыхании и ушел. Утром третьего сентября 2001 г. после оперативки почувствовал сильное жжение в груди. На уговоры жены согласился съездить в больницу. Уходя назначил оперативку и тихо попросил закрыть кабинет. Куда едет – никому не сказал. А ночью его не стало. Инфаркт.

Его время измерялось не минутами и часами, а начатыми и завершенными делами. Он старался везде успеть, все понять, всем помочь, никого не обойти вниманием. В те пятьдесят восемь лет, что были отмерены ему судьбой, уместилось бы две жизни – столько было им сделано. Он часто задавался старым, как мир, вопросом: что будет после жизни, за той гранью, где встречаются жизнь и смерть? Теперь он знает все об этом. Земное время скоротечно. И оно его не пощадило. Но в том, другом измерении, за гранью земной жизни, он все так же делает добрые и светлые дела и по-прежнему любит все, что тянется к солнцу.