Глава четвертая

 

НА ВОИНСКОЙ СЛУЖБЕ

 (1963 - 1966 гг)

 

-- Климец!

-- Я!

-- Что умеешь делать?

-- Всё!

Строй новобранцев весело зашумел.

Офицер обвел строгим взглядом шеренгу, и снова воцарилась тишина.

-- Конкретней, солдат.

-- Имею профессию телерадиомеханика.

-- Ого! – Офицер прошил Анатолия пристальным взглядом. – Профессия хоть куда.

-- Так точно, товарищ старший лейтенант!

-- Гм. Молодец. – Офицер с еще большим интересом посмотрел на парня. Подстриженные под ноль, в новой, еще не подогнанной, несколько мешковато сидящей форме, ребята в строю казались все на одно лицо. Но этот бравый, подтянутый новобранец чем-то выделялся из общего ряда. Чем же? Уж не глазами ли? Светлыми и не по возрасту серьезными. Даже какими-то всепонимающими, что ли. Кроме того, они излучали особую – притягивающую – энергию. – Но переквалифицироваться все же придется. В артиллеристы. Если разбираешься в телевизорах, значит, и в пушках разберешься. Будешь пушки ремонтировать.

-- Есть пушки ремонтировать, товарищ старший лейтенант!

-- Сразу видно, серьезно готовился к службе. Откуда родом-то?

-- Из-под Бреста! Из Беловежской пущи!

-- Пущанский зубр, значит? (Справа и слева снова послышался легкий веселый шумок). Ну, на зубра ты пока, скажем, не похож, но хватка чувствуется. Толк будет. В “учебке” вы многому научитесь.

И офицер переключил внимание на других новобранцев.

Смелость сослуживца новобранцы восприняли каждый по-своему. Иные даже попробовали навесить на него ярлык выскочки. Но ярлыки к рядовому Анатолию Климцу не приставали. А недоброжелатели как-то незаметно оказывались в числе друзей. Он во всем был искренен. Теорию артиллерийского дела схватывал на ходу, но не кичился этим. Творил чудеса на турнике без всякого бахвальства. Многие завидовали, но он говорил: “Это каждому под силу”. И помогал тем, кто послабее. Показывал, как быстрее научиться делать подъем переворотом. И сам охотно учился тому, что не успел постигнуть на гражданке. Если кто-то выдыхался во время марш-броска, тащил на себе, подбадривал. Во время практических занятий был максимально собран и внимателен, и всё у него в руках спорилось. Выдастся перекур – и тут он в эпицентре. Веселит ребят и сам веселится. Будто армия для него – сплошное удовольствие, а не тяжкий труд.

Правда, поначалу старослужащие пытались издеваться. Выделяющимся из общего ряда новобранцам в армии в первые дни и месяцы туговато приходится. Однажды “дед” так заморозил его на посту, что едва отогрелся. Но ни слова не проронил об этом вышестоящему армейскому начальству. А уж если защищался, то без посторонней помощи. Таких уважают в любом коллективе. И здесь, в “учебке”, тоже зауважали.

Он не скрывал, что воспитывался в детдоме, где сызмалу приучился к порядку и дисциплине. И ни разу не пожаловался на трудное детство, на пережитые голод, холод, страдания. “Видно, повезло парню на хороший детдом”, -- думали слушатели. Эх, знали бы они… Да что там, он сам помнил только светлое, а темное странным образом затерялось в замысловатых лабиринтах памяти.

Год пролетел незаметно, хотя для многих он казался вечностью.

Когда младший сержант Климец и несколько его сослуживцев-белорусов прибыли продолжать службу в украинский город Нежин, они уже кое-что знали о новом месте пребывания. Эта воинская часть как раз специализировалась на ремонте артиллерийского вооружения.

Благо, не очень далеко от родной Беларуси. Черниговщина. Схожий ландшафт и люди такие же приветливые и доброжелательные.

Служба шла своим чередом. Нисколько не угнетала она сержанта Климца. Надо ремонтировать орудия – он свое дело знал досконально и работал увлеченно, с интересом. Главный инженер части майор Лифшиц его постоянно в пример ставит. Посылают вагоны разгружать -- что ж, надо так надо. Силы хватает. Он уважаем. У него много друзей. Письма с родины приходят регулярно. Там вроде все хорошо. Братья учатся. Александра вместе со всем его классом перевели в детский дом города Пинска в тот год, когда его, Анатолия, призвали на службу в Советскую Армию. При мысли о младшем брате вдруг забеспокоился: “А хорошо ли ему на новом месте?” Припомнил, как самому жилось без родителей, как нестерпимо хотелось кушать. Тотчас достал из тумбочки бумагу и ручку и принялся писать письмо. Рассказал о службе, приободрил, задумался. “Письмом сыт не будешь”, -- решил про себя и достал из кармана десять рублей – весь свой армейский месячный заработок. Деньги вложил в письмо, запечатал конверт. “В какой же он класс теперь ходит? В седьмой? Да, уже в седьмой. В таком возрасте надо особенно хорошо питаться. На эти деньги не особо-то пожируешь, но… чем богаты. Лишь бы дошли деньги. А там отпуск обещают. Съезжу, проведаю. В классе Александра все ребятишки, как родные. Интересно, какие они теперь?

За старшего брата, благо, беспокоиться не надо. Он – заведующий отделом в Пружанском райкоме партии, студент Белорусского государственного университета имени Ленина. Собирается стать историком. Пишет, что ему, Анатолию, тоже не мешало бы подумать о высшем образовании.

А он уже и сам об этом думает. Вместе в земляком-белорусом они уже обмозговывают, куда поступать. Но спешить некуда. До конца службы еще ох сколько.

Отпуском командование части наградило сержанта Климца, когда брат Александр закончил восемь классов. Было время подкопить денег, так что в Пинский детский дом прибыл не с пустыми руками.

Ребятишки сразу же узнали его. Бросились встречать, наперебой обнимали, что-то говорили, улыбались. Словно не только Александр, но и все здесь – его братья. Ну, как им не уделить внимание.

А после того, как они притащили откуда-то целую сумку свежевыпеченных булочек и еще сумку пряников и вручили все это своему дорогому гостю, расчувствовался до слез. “Откуда такое богатство?” – удивлялся одновременно радостно и смущенно. “С хлебокомбината, -- отвечали те. – Это наши шефы.” После короткой беседы они еще пообедали в детдомовской столовой. Оказалось, еда здесь вкусная и сытная. Теперь у него уже не будет болеть душа – Александр не голодает. После обеда его все еще не отпускали домой, в деревню. Расспрашивали о службе, рассказывали о своем житье-бытье, а затем потащили на спортивную площадку. В этот день волейбольное сражение было особенно азартным. Все хотели играть в команде Анатолия, но в конце концов распределились так, что более сильные, рослые игроки оказались по ту сторону сетки. Совладать с ними даже сержанту Климцу было непросто, особенно если учесть, что ребята слева, справа и сзади постоянно пропускают сильные удары. Пришлось самому метаться по всей площадке. Через какое-то время заиграла вся команда – слаженно, подавая мяч к сетке для резкого удара. К площадке стягивались болельщики. Шум, смех, крики, свист… Никто и не заметил, как на площадку начал опускаться легкий сумрак.

Анатолий вдруг спохватился.

-- Доигрывайте без меня. Мне надо спешить домой, – крикнул ребятам и позвал брата.

Но все тотчас бросили игру и обступили обоих Климцов. Каждому хотелось пожать руку Анатолию. А он для каждого находил доброе слово.

Наконец они уединились с Александром, и тот поделился и бедами своими, и радостями. А Анатолий все расспрашивал о друзьях и недругах, о воспитателях и преподавателях, об учебе, о планах на будущее… И в общем остался доволен. Хотя пожалел, что еще нет у него возможности уделять брату постоянное внимание, в котором тот, чувствовал, нуждался. Всё, что он мог, это передать немного денег да подбодрить морально, дескать, держись, дорогой, у нас впереди целая жизнь, и она обязательно будет интересной и достойной. А сейчас надо хорошо учиться и беречь себя.

О себе Анатолий рассказывал немного. Служба нетрудная. Друзей много. А Нежин – прекрасный город, и очень хорошо, что он попал сюда служить. Одни памятники архитектуры чего стоят. И вообще красота кругом. Сообщил, что там, на Украине, собирается поступать в институт, что у него есть время готовиться к поступлению.

-- Я, наверное, вернусь в Брестское радиотехническое, там выучусь на телерадиомеханика, как и ты, и буду работать.

-- Молодец. Теперь я спокоен за тебя. Буду помогать, чем смогу. Хотя пока у самого, как видишь, не густо.

Распрощавшись, он уехал на родную пущанскую землю. Там его ожидали мать, брат Михаил с молодой женой Еленой, земляки.

По дороге в деревню вдоволь надышался пущанским воздухом. Правда, болото к этому времени уже осушили. Но, может, это и к лучшему. Думалось: если человеку оказался подвластен даже Дикий Никор, значит, ему подвластно очень многое. Даже космос подвластен.

Мать, увидев сына, с трудом поднялась с кровати. Слаба она, хоть еще и не старенькая. Несмотря на уговоры Анатолия не утруждать себя, встала и молча смотрела на солдата-красавца. Неужели это ее кровинушка? Возмужал, вытянулся. Короткие русые волосы торчат ежиком. Упрямые. Глядеть не наглядеться. А он тем временем распаковал сумки, достал булки и пряники.

-- Это тебе, мама, кушай.

Окинул взглядом хату, заглянул в шкаф, в печь. Краюха хлеба, картошка, молоко… Да, негусто. Сердце тревожно повернулось в груди. Чем я могу помочь ей? Деньги Саше оставил. Ну да ничего, повкалываю на цагельне, хоть немного, но заработаю.

Мать с аппетитом кушала булочку. На ее щеках подрагивали слезы. Без слов было видно, как она рада сыну и как ей неловко, что не может устроить ему праздничный прием с богато накрытым столом.

Потом приехали из Пружан Михаил с Еленой, которая уже преподавала русскую филологию в Пружанском совхозе-техникуме. Собрались родственники и соседи. Было что выпить и чем закусить. За разговорами незаметно прошло время.

Наутро следующего дня Анатолий набросил на себя старую одежонку и с лопатой в руках появился на кирпичном заводе.

-- Отдыхал бы в отпуске, солдат, -- обнял его расчувствованный Иван Антонович. К этому времени он уже заметно постарел.

-- Надо маме помочь, дядька Иван, -- серьезно ответил племянник.

-- Понимаю. Это хорошо, что ты такой заботливый и такой работящий. Большим человеком будешь, попомнишь мои слова. Ну, а теперь пойдем, подыщем тебе фронт работ.

Весь отпуск трудился Анатолий на цагельне. А по вечерам встречи и разговоры с друзьями и родней продолжались. Утром хлопотал во дворе и наслаждался свежим воздухом, запахами и видом такой близкой и такой родной пущи.

В последний день получил расчет, передал деньги матери со словами “Береги себя, питайся хорошо”, и налегке двинулся в обратный путь. По дороге заглянул в родное училище в Бресте, повидался с заучем Любовью Шевчук, которую так часто и светло вспоминал все эти годы.

По возвращении в часть жизнь еще больше ускорила темп. Вместе с другом-белорусом они уже определились с учебным заведением. Пусть это будет Конотопский филиал Харьковского политехнического института. Он, правда, в соседней, Сумской, области, но в общем то не так и далеко – в каких-нибудь полторы сотни километров от Нежина.

Анатолий на службе в Советской Армии (1963-1966 гг.) 

До конца службы еще полгода, а они уже штурмуют жену главного инженера части подполковника Владимира Лифшица (она преподаватель химии), чтобы подтягивала их по этому предмету. Причем занимались усердно, поэтому Сабина Семеновна была довольна. А он вскоре еще и на Нежинский механический завод электрослесарем устроился. Даже не заметил, что произошло раньше: демобилизация или устройство на работу. Для учебы требовались хоть какие-то деньги, да и практический навык для студента – далеко не лишний. А сидеть без работы для крепкого инициативного парня – просто немыслимо.

Со временем Анатолий стал наведываться в квартиру к Лифшицам не только для того, чтобы позаниматься химией. Не мог парень долго переносить разлуку с дочерью старших Лифшицей Стеллой. Девушка как раз училась в Киевском университете на физическом факультете, на праздники навещала родителей, а летом все каникулы проводила в Нежине. В один прекрасный день он признался ей в любви. Была весна, время расцвета. Они долгими вечерами гуляли по городу, ходили в кино и театр. 1 мая 1965-го вместе вышли на демонстрацию. В руках – шары и цветущие ветки жасмина. Дурманит, опьяняет приятный запах. Или это чувства кружат голову?

-- Давайте я вас сфотографирую на память, -- предложил сослуживец.

И они сфотографировались на фоне осветленных праздником людей, флагов и транспарантов. Потом это большое фото долго будет украшать их скромное жилище в Донецке.

В Конотопский политех и он, и его друг поступили без труда.

Готовился уйти в отставку или, как говорят на гражданке, на заслуженный отдых, Владимир Лифшиц. Дело шло к свадьбе. Владимир Эммануилович досрочно называл Анатолия своим зятем и относился к нему, как к родному. Через какое-то время он признается уже законному зятю: “А я тебя давно заприметил. В первый же день службы понаблюдал, как ведешь себя. И подумал: настоящий мужик. Отделением командуешь так, словно родился для этого. Любая работа спорится в руках. А когда однажды увидел, как пьяных ребят таскаешь из города в часть на спине, чтоб, не дай Бог, патруль не повязал, уверился окончательно: этот парень не подведет, с таким можно в разведку идти. Потому и обрадовался, когда ты попросил руки дочери. Приятно жить с таким молодцем.”

Сроднился со своим вчерашним командиром и выросший без отца юноша. Их симпатии оказались взаимными.

Свадьбу решили не откладывать. Здесь же, в Нежине, и сыграли ее сразу после демобилизации в узком кругу родственников и сослуживцев.

 

Свадьба Анатолия и Стеллы в г. Нежин, Украина (1966 г.)

Все-таки удивительное дело – любовь.

-- Ты помнишь, когда мы встретились впервые? -- спросил он.

-- Нет, не помню, -- ответила она.

-- Странно, я тоже не помню.

Оба засмеялись и, словно сговорившись, посмотрели вдаль, туда, где на горизонте полыхало в лучах заката осеннее небо. Словно заглядывали в свое будущее. Но как за далекими и близкими многоэтажками не виден был горизонт, так и за насущными хлопотами далекое будущее проглядывалось весьма смутно.

-- У нас с тобой такое огромное будущее, -- задумчиво произнес он.

-- Какое? – Девушка улыбнулась.

-- Не знаю, но очень хочется, чтобы оно было большим и светлым. – Он на мгновение смутился. – Понимаешь, у меня такое настроение, что кажется, будто могу свернуть горы.

-- Ничего удивительного. У тебя просто хорошее настроение. А твои горы – это учеба и работа. Я одну свою гору скоро сброшу с себя.

-- Университет, что ли?

-- Ну да, университет. А пока я в Киеве, будешь жить с моими родителями один.

-- Я уже к ним привык, словно к родным. Я ведь столько времени провел без отца и матери.

-- Теперь они для тебя и в самом деле родные. Вот только за этой суматохой мы не пригласили твою родню.

-- Ничего, вот определимся и пригласим. Они поймут. А потом и сами съездим ко мне на родину. Я покажу тебе Беловежскую пущу.

-- Хорошо. А теперь пойдем в дом. Гости, небось, заждались.

-- Пойдем, а то замерзнешь. Как-никак, ноябрь. Зима на носу.

Гости – родственники и сослуживцы -- действительно заждались, и с появлением молодых оживились. Зазвучало традиционное “Горька!”, посыпались шутки, кто-то запел, а захмелевшее застолье подхватило песню.

Тосты и здравицы утихли далеко за полночь. А молодоженам все не верилось, что у них теперь началась семейная жизнь. Какая она будет? Что ожидает их впереди? Родители поговаривают о переезде в совершенно незнакомый им Донецк. Это очень далеко, дальше, чем его Брест и Беловежская пуща. Оттуда рукой подать до Азовского моря. Все-таки интересно, как все будет складываться. В конце концов сошлись на том, что жизнь де мудрее, а пока надо просто учиться и работать. И вообще надо выспаться, потому что завтра всех ждет уйма неотложных дел.

Через год, накануне отъезда всего семейства Лифшицей в Донецк, приехали в Нежин из далеких Пружан брат Михаил вместе с женой Еленой Марковной и сыном Юрой. Это был настоящий праздник для Анатолия. Всем было что рассказать о себе, поэтому долго не могли наговориться. Михаил поведал, что мать чувствует себя неплохо, во всяком случае, не хуже, нежели в последний приезд Анатолия на родину, Александр собирается поступать в то же Брестское училище №1, где они вместе провели несколько лет, с тем, чтобы приобрести специальность телерадиомеханика. Кирпичный завод продолжает давать продукцию, а дядька Иван еще имеет там кое-какой вес, так что туда всегда можно устроиться на работу. На Чадельских хуторах возле бывшей усадьбы маминых родителей – самые грибные места; особенно много белых грибов и подосиновиков. Сам он заведует отделом пропаганды и агитации Пружанского райкома партии. Прикинули, что де это очень даже высокая должность и что теперь он может разрешать любые проблемы. “А для того, чтобы куда-нибудь добраться, приходится выклянчивать машину у кого-нибудь из руководителей”, -- отмахнулся Михаил и тотчас перевел разговор на хозяев, дескать, вы о себе рассказывайте или, вот, хотя бы о Нежине. Ему это очень интересно. История, краеведение – его стихия.

Анатолий показал гостям город, который успел полюбить. С упоением рассказывал о заводе, на котором трудился. Это предприятие аккурат переживало подъем, осваивало выпуск новых машин, редукторов, оборудования для промышленной переработки рыбы, автоцистерн для перевозки вина, установок быстрой заморозки. Продукция завода уходила на предприятия и рыболовецкие корабли Вьетнама, Кореи, многих других стран.

Нежин – древний город, упоминается в летописях с 1078 года, с множеством архитектурных памятников, и Анатолий о каждом из них знал что-нибудь интересное, как знал он и местных знаменитостей.

-- Представляете, в Нежине бывал сам Гоголь, великий писатель. Ему в городе памятник установлен.

И он вел гостей к памятнику.

Ну, а в центре внимания постоянно был самый юный гость – семилетний Юрка Климец.

-- Наверное, в школу уже пошел? – спрашивала у него Стелла. – Да, в школу?

Юрка стеснялся и упорно молчал, потупив взор.

-- Да, ему уже семь исполнилось, -- ответила за сынишку мать. – Он у нас серьезный парень, а робость скоро пройдет.

Так за разговорами и прошло время. Гости вскоре уехали, а вслед за этим, в конце 1966 года, все нежинское семейство Лифшицей-Климцов переехало в Донецк. Молодой город шахтеров и металлургов встретил тяжелым воздухом со специфическим запахом то ли дыма, то ли угольной пыли. На окраине возвышались огромные, словно пирамиды, терриконы. Нигде не видно было ни старых зданий замысловатой архитектуры, ни культовых построек. Зато сплошь молодежь. И это приободряло.

 

 

 ПРОДОЛЖЕНИЕ

 

Hosted by uCoz